by Mike Moore
Как совместить возможность хорошо выспаться, поразмыслить о превратностях судьбы и одуреть со скуки? Ответ один – пост прослушивания. Правда, существовала возможность не проснуться, если старик Чарли решит заявиться по твою душу. Командование, в неизъяснимой своей мудрости, учредило еще и такой формат ночных дежурств. Пост прослушивания это когда вы вместе с другим таким же счастливчиком скрытно выдвигаешься за пределы расположения, метров на сто от основных постов, и слушаете ночь. Ночь время Вьетконга, обычно они стараются навязать бой на своих условиях и почти всегда это ночь. Днем прилетит авиация, артиллерия перепашет джунгли, придет подмога и все, на этом практически любая атака вьетконговцев захлебнется. И они это знают. Они всегда выбирают время и место, удобное для них. А ночь… ночью может произойти всякое.
Обычно мы брали «бананафоны», небольшие радиостанции, похожие на гигантскую телефонную трубку. Говоря «небольшие», понятное дело, я сравниваю их с обычными PRC-10 или двадцать пятыми станциями. Они недалеко бьют, но обычно этого хватает. Твоя задача лежать, тихо, не куря, не разговаривая, лишь слушая. Считалось, что эта мера предосторожности поможет предупредить внезапную атаку: если пост услышит что-либо подозрительное, то остальные успеют подготовиться, минометчики повесят осветительные снаряды, а парни в бункерах и окопах будут готовы. Нам даже по связи запрещалось отвечать голосом, один клик – все в порядке, проверка связи, два – внимание, три – тревога. После этого нам надлежало сидеть в своих ячейках тихо и ждать, пока все не закончится, или отстреливаться. Или, что более вероятно, бежать назад к своим, надеясь, что какой-нибудь засранец с перепугу тебя не подстрелит. Правда, за восемь месяцев в стране, я еще ни разу не видел противника. Как, впрочем, многие из нас. Понятное дело, бывали стычки или даже перестрелки, в одной такой поучаствовал и я. Внес, так сказать, свой вклад в победу, выпустив два магазина куда-то в заросли. Следует ли упоминать о том, что вероятность того, что я хоть во что-то попал, стремилась к нулю?
Это не первое такое дежурство. Главная задача – не заснуть. Нет, понятное дело, в стратегическом плане твоя задача не помереть, а заодно и не дать застать врасплох остальных. Но вы попробуйте по пять-шесть часов лежать тихо, почти неподвижно, без курева, без журналов, транзисторов или хотя бы косяка. Пробовали? А теперь усложним задачу: даже отлить превращается в задачу почти невозможную. Прижало? Терпи до утра. А еще где-то через час начинает казаться всякое, то шорох шагов в путаных зарослях «слоновьей травы», то чье-то дыхание, то вдруг кусты на фоне неба начнут до неприятного реалистично походить на затаившегося человека. Ночные джунгли полны жизни и звуков, мелкое зверье занимается своими делами, иногда слышно, как где-то гудит далекая канонада бомбежки, громом с ясного неба долетит звук пролетающего реактивного самолета. Но куда сложнее не заснуть. Можно до одури всматриваться в темноту, но в самое мерзкое время, почти перед рассветом, бороться со сном становится совсем непросто. В голову лезут всякие мысли, ты отвлекаешься и попросту можешь не заметить, как провалишься в сон. Все мы слышали истории про то, как Чарли вырезали таких вот спящих на постах. К чему врать, ночью на посту прослушивания еще и банально страшно. Вы совсем одни, там, позади, остались свои и в случае чего ты тут и останешься. Да. Страшно. Иногда у парней начинают шалить нервы и некоторые в нарушение приказа принимаются палить по теням. Это не самое умное решение, ведь люди, сидящие в бункерах, тоже нервничают по ночам и могут случайно застрелить уже тебя, так что выбирай, что дальше делать – то ли вжиматься в землю и молиться, что бы какой-нибудь идиот не пальнул в тебя, то ли с громкими криками «свои, свои!» бежать назад. Опять же в надежде на то, что не подстрелят свои же. Не скучно, в общем.
Поэтому обычно мы делали так: один дремлет, второй слушает, через час или около того вы меняетесь. Получается и поспать, и, вроде как, выполнить поставленную задачу. Я никому про это не рассказывал, но однажды, во время такого дежурства с Сэлом Родригезом, на нас вышло отделение гуков. Они шли по тропе возле ручья внизу, их было много, может и пять, а может и пять десятков. Они шли тихо и молча, но их было видно. Стискивая ствол автомата в мгновенно вспотевших ладонях я лежал и никак не мог решить, что же мне делать, то ли поднять тревогу, то ли сперва начать стрелять по ним. А если их много и нас попросту задавят огнем? А если я попаду? Вдруг получится скосить всех несколькими очередями? А вдруг нет? Мысли прыгали, будто лягушка в футбольном мяче, мы с Сэлом напрочь забыли про радио и просто окаменели. Вьетконговцы так же тихо ушли, но в ту ночь мы уже не думали про сон. Легко воображать себя героем, в реальности все оказалось немного иначе. После того случая идея слегка подзабить на службу уже не казалась столь притягательной.
Много таких ситуаций, где, вроде бы, все ясно, что и как надо делать, как поступить, но все почему-то идет через задницу. Например, когда военная полиция устраивает облаву на самовольщиков в ближайшей деревне – ты стоишь в оцеплении с автоматом и примкнутым штыком, у тебя есть вполне ясный и четкий приказ: не выпускать за линию оцепления ни одного джи-ая. А ты попробуй! Вот что, интересно, делать девятнадцатилетнему призывнику весом в семьдесят килограммов, когда через дыру в заборе прямо на него вылезает, спасаясь от военной полиции, здоровенный ниггер? Или просто какой-нибудь крепкий парень из стариков? Стрелять? Размахивать автоматом и приказывать остановиться? Отличный способ получить по морде. Или когда ты идешь в патруль на несколько суток, так что приходится тащить на себе кучу барахла. Вроде бы оно все, конечно, нужное и положено по уставу. Но ты должен тащить не только свой вес, но и часть груза всего взвода – патронные ленты, минометные мины, гранатометы, пончо, остальное. Вся эта дрянь чертовски много весит, так что мы часто не брали противогазные маски, противоосколочные жилеты и каски, стараясь облегчить себя по максимуму… сержанты обычно закрывали на это глаза, позволяя нам считать себя самыми умными. Мне, например, полагался М72, чертовски неудобная хреновина, которую я обязан был нести, однако когда я додумался пристроить ее салаге, который вообще еще не имел права голоса и возникать бы особо не стал – никто и слова не сказал. Мой маленький обман позволял путешествовать с большим комфортом. Здесь девяносто процентов времени не происходит ровным счетом ничего, ну, во всяком случае, если ты не дурак. Иначе дел у тебя будет масса. Что-нибудь копать, что-то носить, что-нибудь закапывать или заниматься еще чем-либо таким же высокоинтеллектуальным. Ни один офицер не в состоянии пройти мимо бойца, который откровенно не занят ничем, им это явно кажется нарушением заповедей господних, так что не доебаться до скучающего они просто не могут. Иногда где-нибудь раздается стрельба, иногда кому-то покажется что-нибудь и вы падаете носом в грязь, а порой просто нужно грузиться на вертолеты или грузовики. Но это лучше пеших прогулок.Вертолеты мне нравились больше, несмотря на адскую болтанку, мне казалось что вероятность быть подстреленным в паре сотен метров над землей куда ниже, чем поймать колесом гучью мину или получить в борт ракету В40. Откровенно пугали штабные машины, ощетинившиеся антеннами, будто дикобразы: они были словно магнитом для вьетнамских наводчиков. Но, не смотря на то, что я был уже «просоленный», не салага, видеть хоть раз противника вживую – не неясные тени или выстрелы из ниоткуда – лично мне еще не приходилось ни разу. И это на фоне совершенно диких историй от людей из разных концов страны, одни не вылезали из боев месяцами, другие катались на водных лыжах на ПБР и хлестали прохладное пивко на ФОБах. Один головастый парень из недоучившихся студентов называл это «вопросами вероятности» и пытался все это заумно пояснять, но обычно его просили заткнуться.
Так что, пожалуй, Вьетнам я мог бы описать одним словом – «странно». Здесь все было странно и непривычно, что местные люди, что события этой войны. Например, когда ты впервые вылезаешь из чрева транспортного самолета на взлетной полосе в Плейку и оказываешься в объятиях семидесятиградусной жары и почти стопроцентной влажности, которая тебе привычна так же, как пустыня Сахара полярному медведю – это реально странно. Еще страннее поведение улетающих на большую землю парней, которые уже оттрубили свой срок и потому тычут в вас пальцами и со смехом прикидывают, кто из вас, зеленых новичков, первым сыграет в ящик. А вы в самолете спорили, кто убьет первого гука… В этот раз все обошлось без эксцессов. Перед рассветом мы привычно отбили «все спокойно», вышли на связь, обозначили по часам сторону по отношению к расположению, откуда мы пойдем и начали собираться. Я как раз навьючивал поклажу, так что первым заметил их Донни. Люди в полосатом камуфляже без лишней спешки, но весьма споро выходили из леса и занимали позиции, организуя периметр, затем один из них заметил нас и высоко поднял ствол автомата вверх, обозначая себя. Их было около десятка и они несли тела. Кто же знал тогда, что они притащили на базу смерть на плечах?
*******
… Мертвые вставали. Труонг глазам своим не поверил. Тела убитых товарищей шевелились – вот медленно поднял голову лежавший под деревом, рядом с тропой поднимался другой. И пытался подняться он в положении, человеческой спине не предназначенном, голова в окровавленной рисовой шапке механически шевельнулась. Была полная луна, так что пятна света, проникавшего сквозь густую листву, наполняли лес призрачными тенями, где и так было страшновато идти. Застыв на одном месте, он потрясенно наблюдал за происходящим, когда к нему подошли трое его товарищей. Этого не могло быть. Невозможно. Неправильно. Все это заняло всего пару мгновений, растянувшихся на целую вечность. Тела убитых шевелились. Так, словно их что-то выталкивало, поднимало с земли, заставляя медленно шевелиться, будто под ними двигалось нечто. Так, словно под ними что-то лежало… Именно в этот момент прозвучало несколько тихих, но отчетливых хлопков, так что рефлекторно обернувшись, потрясенный шестнадцатилетний вьетконговец увидел всех троих лежащими на земле. А через секунду земля локомотивом врезалась в голову и пятна лунного света расплылись в глазах. Когда с его головы сняли мешок он зажмурился от яркого света, бьющего в лицо. И жуткой головной боли. Голоса он услышал не сразу. Свет лился из окна палатки, было раннее утро. Голоса исходили откуда-то спереди, из пятна яркого света. Не понимая ни слова, Труонг болезненно вслушивался в интонации людей, лениво перебрасывавшихся короткими фразами. Теперь к боли в голове добавилась боль от впивавшихся в руки ремней, стягивавших его кисти, так что любое движение вызывало новый болевой спазм. Глаза начинали слезиться от света. Труонг не знал ни слова на английском, однако интонации говорящих ему точно не нравились. - Ты правда прятался под трупом? Тони, мерзкий маленький ублюдок. - Да не я же, тормоз. Я под деревом лежал. Это Хиксон. - Натурально? - Мы трупы шмонали, когда услышали гостей, он говорил что это экспромт. - Почти проспали очко. А этих где разделали? - Не мы. Шальная мина, а пошинковала, что твой миксер. Мы назад шли. В общем ему с тропы было не уйти, он гука успел на себя дохлого затащить и все, они через пару секунд ближе подошли. Короче экспромт смешной вышел. Говоривший засмеялся. Щелкнула зажигалка, запахло жженой тряпкой. - Нормально. На десятку! Номер десять! В общем всех потушили с тихих, а этому просто дали по башке. - Идиоты. Дуракам счастье, вам повезло. - Ну не бросать же было… посылку. Снова смех. - Ладно, ваш уебец зашевелился, Джимми, взбодри его и начинай. В голосе второго не было ничего угрожающего, однако в следующий миг крепкая затрещина убедила Труонга, что дела свернули на плохую дорогу. За этим последовал каскад ледяной воды. А потом третий голос обратился к нему на родном языке. Он задавал вопросы. Потом пересказывал что-то на языке американцев, оборачиваясь назад. Ответы, видимо, не понравились, поэтому ему начали отстреливать пальцы и на втором Труонг заговорил уже обо всем, что знал. Ошалев от дикой боли, он с мучительными усилиями вслушивался в новые и новые вопросы, стараясь ничего не упустить, ведь у него еще было восемь пальцев. Поэтому сейчас, смирно сидя перед человеком в чужой форме, Труонг отвечал так же старательно. Он уже знал, что переводчика на самом деле зовут Нам Сонг, однако все американцы называли его «Джимми». Сидевший за столом мужчина обладал впечатляющим ростом. Он что-то записывал, периодически поглядывая в разбросанные на столе бумаги.
******
Здесь всегда хватало дел, о которых посторонним людям знать не полагалось. Вроде меня или рядового первого класса Донована. Слухи, конечно, бродили разные, но это ведь легенды джунглей, люди о чем угодно будут трепаться. Знай мы тогда, чем все обернется, наверное, лучшим решением было попросту сбежать и наврать потом, сочинить что-нибудь. Кто же знал. Спецназ притащил на плечах погоню. Их радист был убит, они вынесли тело. И это был первый случай, когда вьетконговцы не просто решились на подобную самоубийственную затею – появиться при свете дня – но и преследовали настолько опасную добычу. Вьетнамцы называли их «люди с разрисованными лицами» и справедливо опасались. Черт, пожалуй, это единственное, чего гук может опасаться в своем родном лесу, Б-52 могли стереть с лица земли несколько квадратов джунглей, но так и не достать прячущихся в туннелях хот-догов, но эти парни ходили охотиться на Землю Чарли и играли по своим правилам. Эти парни и так были суперменами, о которых рассказывали невозможные истории, окруженные ореолом этакой опасной тайны, но все же они были живыми людьми из плоти и крови, что сейчас наглядно доказывали два трупа, которые они тащили с собой. И пленный. С ними был пленник, пацан совсем.
Пока мы встретили их, пока доложили, в общем, время шло. А потом без предупреждения началось безумное дерьмо. Сразу несколько стволов заговорили из зарослей, несколько «полосатых» упали и остались лежать. Остальные ответили мощным огнем, захлопали гранатометы. На них обрушилась лавина огня, но эти ребята не растерялись и ответили, да так лихо, что стрельба из зеленки на время прекратилась. Вот уж подобного мне видеть еще ни разу не приходилось – пока мы с Донни хлопали глазами и соображали, что же делать и что за херня вообще происходит, «полосатые» опустошили по магазину, слаженно, словно единый живой организм, в зеленую стену джунглей словно врезалась коса, в воздухе повисла пороховая гарь, пыль; ухнула труба семьдесят второго, хлопнули выстрелы из блуперов и вот уже полетели дымовые гранаты. Наконец опомнившись, мы тоже взялись палить в сторону предполагаемого противника, с базы бежали пехотинцы, лейтенант по радио запрашивал ориентиры для минометчиков, тяжелый «браунинг» с вышки громыхнул, неприцельно посылая очередь трассеров куда-то в заросли. Обычно такого бы хватило с избытком, старик Чарли редко когда рисковал втягиваться в длительный бой, однако стрельба с опушки леса, хоть и не такая плотная как в начале, продолжалась. И что самое обидное – они все точно понимали, что делать и куда стрелять, а мы не понимали, куда себя деть и что вообще следует делать. Все было быстро, очень быстро. И потому до усрачки страшно. Первые минометные мины провизжали в небе и фонтаны влажной земли взлетели в воздух. Подоспевшее подкрепление рассредоточилось и открыло огонь на подавление, а уцелевшие «полосатые» спешно отходили, таща тела своих убитых. Тогда я не обратил внимание на то, что они не бросают несколько на вид тяжелых сумок… тогда я думал, что все уже закончилось. Я охуительно ошибался.
****** - Ага. Так, это нужно уточнить. Хм. Уточни у этого пидараса, он разглядел того второго? - Он говорить, да сэр. Один черный, большой. Второй поменьше ростом, худой щепка. Он говорить, на нем была трофейная одежда, сэр. - Чудесно. Здоровенный ниггер и чувак в пижаме. Первого опознали, а вот парень в пижаме наш старый знакомый, он еще не установлен. Стоял на входе в помещение, где этому душу вытряхивали. Погоди, запишу. Черный допрашивал, вот второй… ага… так, смотри, он засветился вот здесь, лица не видно, черт, здесь тоже спиной… старые фото… но он такой один, похоже… Человек, которого переводчик называл непонятным словом «сэр» рассеяно перебирал снимки, лежащие на столе, словно бы не замечая Труонга, будто размышляя вслух. А Труонг думал о том, как этот переводчик был похож на того, первого. - Ладно. В общем, закрепим успех. Спроси, тот, кто стрелял? Худой? Точно? - Он говорит, у него была полосатая одежда . Много разных полоса, сэр. Как наш форма. - Ага… ага… Его допрашивали двое, капрал Эндрю Браун и его командир. Третий этот, надо его искать. В остальных эпизодах тоже он светился, описание же совпадает… рисовый ниндзя, твою мать… куда же ты запропастился, маленький ублюдок? Ужасно болело избитое тело, еще хуже было пальцам – пот и грязь покрывали его изувеченные руки толстой коркой и саднили. У него был жар. Но он был еще жив. И жить хотелось отчаянно. Сказать, что Труонгу повезло – все равно что сравнить освежающий ночной дождь со стеной воды во время сезонов дождей. Когда его привели в чувство и стали допрашивать он решил, что его сразу убьют. Скорее всего так и планировалось, просто в их планы вмешались другие люди.
Они знали многое, очень многое. Они спрашивали о таких вещах, которые знать могли лишь деревенские, которые помогали им. В деревне было полно схронов, под полами глинобитных хижин был спрятан не один автомат, а под колодцем, в вырытой параллельно штольне, прятали самое ценное, что было в деревне. Труонг не знал, как назывались правильно эти блестящие полудрагоценные камни, которыми нередко расплачивались с ними деревенские, потому что здесь, вдали от цивилизации, бумажные деньги не имели своей силы. Но их командир явно знал цену и бумажным деньгам, и камням. А еще в схроне возле колодца лежали, плотно запакованные в тюки из промасленной бумаги, сумки с белым порошком. Труонг сразу узнал их, увидев их у «людей с разрисованными лицами». Понял он так же, что судьбе деревенских завидовать не стоит. Заодно стал понятен интерес к нему. Тюков должно было быть больше пяти, недоставало еще четырех. Они были тяжелые, наверное, кило по десять каждый. И их содержимое очень, очень сильно интересовало этих убийц. Староста деревни и командир Труонга точно знали, где они и сколько их должно быть, но староста пустился в бега, а командир был мертв, так что отвечать на вопросы «тигров» предстояло ему. Он очень, очень старался, прекрасно понимая, что живет до тех пор, пока говорит. Он уже догадывался, почему в нарушение всех мыслимых постулатов тактики Вьетконга его товарищи пытались достать американцев и даже решились на самоубийственную атаку укрепленной базы врага. Эти тюки с порошком стоили дорого. Из двенадцати их осталось восемь. У двоих зрачки глаз были столь велики, что в них смотреть было страшно, еще двое без конца курили. Они нервничали. Вместе с «полосатыми» был офицер, похоже, распоряжавшийся тут, на базе. Труонгу сказали, что они потеряли четверых человек, когда уходили от погони и им это очень не нравилось. Они спрашивали у Труонга, не желает ли он вспомнить чего-нибудь еще касательно местонахождения мешков с порошком из деревни. Он, конечно, не знал, так что оставалось лишь пытаться свалить все на командира и старосту, но, похоже, ему не верили. И это означало, что жить ему оставалось недолго.
******
- Повторите. - Специалист Маклин, сэр! - Так значит, специалист, вы утверждаете, что были свидетелем событий двадцать шестого августа? - Сэр, да, сэр. - Превосходно. Взгляните на фото. Этот человек был там? - Да сэр. Он стоял у входа в штабную палатку. - Опишите его. Я некоторое время молчал, соображая. Специалист по фамилии Маклин это я. Это меня допрашивает военная контрразведка. Черт меня дернул тогда оказаться на посту прослушивания, черт бы побрал то утро, черт бы побрал этих сукиных детей. Судя по настроению этих ребят, зря я это все увидел. Всего ничего оставалось до возвращения на большую землю, а теперь вместо нее маячил призрак военной тюрьмы Ливинворт. - Высокий, худой. Он носил за спиной рисовую шапку. Он был одет во вьетнамскую одежду, сэр, но оружие у него было наше, автомат с этими новыми подствольными гранатометами, знаете? И снаряжение тоже. - Вы разглядели его лицо? Опишите. Вы говорите, он носил трофейную форму, он был вьетнамец? - Нет, сэр. Он носил панаму на голове, надвинув ее на лоб, лицо было в грязи и остатках маскировочного грима. Но он был белым, европеец. Это точно. - Вы видели его раньше? Кого-нибудь из них? - Никак нет, сэр. Их было несколько, но эти люди мне не знакомы. В том числе он, были еще черный и человек со шрамами на лице. Тип из разведки что-то записал в своем блокноте, достал очередную сигарету и щелкнул своей «зиппо». - Вы подтверждаете, что именно человек так же находился в штабе утром двадцать шестого, когда по свидетельским показаниям пытали вьетнамца в штабе вашей роты? Того, что они притащили с собой, пленного? - Он стоял возле входа, сэр. Никто не стремился попасть в штаб, но он все равно стоял возле входа с заряженным оружием. Я свидетель. Не сесть бы теперь по соучастию. В фильмах это называется «попасть не в то время не в то место». - Эти люди, которые появились в расположении, пришли из джунглей, пешком. Все верно? После перестрелки, что было потом? - Они прошли через «коридор безопасности» в минном поле, мы провели их. Они прошли сквозь посты молча, без единого слова. Они несли пять сумок. Я точно это запомнил, было похоже, что они скорее трупы своих бросят, чем эти сумки. - И что было потом? - Их встретил наш капитан, лично. Они о чем-то переговорили, капитан и их старший. А нам посоветовали сделать вид, что их никто не видел. Вообще.
Ну, я ведь смотрел, как варится кукуруза в котелке, верно? Солдатский телеграф, естественно, тут же растрепал по всей базе, что у нашего кэпа есть мутки с ЦРУшниками. Не знаю уж, что возбуждало большее любопытство, утренний бой или приказ капитана. Ну, в общем, а кем еще могли быть люди, одетые то в камуфляж, то в какие-то поразительные обноски, а уж вооруженные так, словно они ограбили арсенал?.. почтальоны, конечно. Или водители школьного автобуса. Не смотря на жгучее любопытство многих, мало кто пытался всерьез разнюхивать и пытаться узнать у них, кто они и откуда. Все они выглядели людьми достаточно дикими, что бы отбить охоту к разговорам, хотя самым неприятным был тот худой, который ходил в черной пижаме. Глаза у него были очень уж паскудные, вот что. Утром 26 августа они резали на части пленного, пытаясь от него что-то узнать. Не знаю, что они там делали в штабе, куда его уволокли, но бедный ублюдок явно зря туда попал. Орал он долго, жутко орал. Этот, во вьетнамской пижаме, стоял на входе с сигаретой в зубах, лениво положив локти на висящую поперек груди винтовку с подствольным гранатометом. Стоял, зараза, и заметив мой взгляд, понял, что я его рассматриваю, пытаясь при этом сделать вид, что иду мимо. И нехорошо заулыбался. Ну точно, запомнил меня. Гук кричал уже заметно тише. Охрип. Мистер Пижама докурил сигарету и начал сворачивать косой. Так, словно он был у себя дома. Наглый сукин сын. Я ждал, когда труп уволокут из штаба на глазах у всех и снова скажут, что никто ничего не видел. День входил в свои права, солнце поднималось все выше.
А мы, пехота, получили приказ строиться – вроде как уходили разбирать деревню, так нам говорили. Видимо, Чарли на интервью сболтнул что-то стоящее. Меня и Донни оставили в расположении вместе с третьим взводом, мы ведь на посту ночью были, а остальные ушли. Мне позже сказали, что они убили всех в деревне, просто перестреляли всех жителей. Якобы какой-то динк выхватил ручную гранату и пехотинцы сразу же решили, что деревня хочет сгореть – все эти вчерашние дети, пацаны, которые здесь за все время ни разу не побывали в серьезном дерьме вдруг как с цепи сорвались. Того гука буквально порвали, заодно с парой других крестьян. Выходило, что списать такое на небоевые потери или неосторожное обращение с оружием было действительно сложно, свидетелей было многовато, так что жителей согнали на деревенскую площадь и расстреляли возле дома старосты. Оружие собрали, деревню подожгли. Трофейные стволы обычно потом фотографировали, красиво разложив, и сжигали. Да, так обычно и бывает. Я слышал боку таких баек, разные истории с похожим концом.
Что обычно бывает потом? После такого? Пехота будет расслабляться. Пехота будет скуривать дикое количество вьетнамского дерьма, которое было убойнее всего, что водилось в Штатах. Пехота распечатает ящики с пивом. Война будет идти своим чередом, где-нибудь звено истребителей сбросит напалм, может по позициям ВК, а может просто на какую-нибудь деревню, спустя какое-то время послышится рокот лопастей – это груженые блоками неуправляемых ракет вертолеты летят добивать то, что уцелело после напалма. Одна такая птичка могла вспахать ракетами изрядный кусок земли. Таким и должен остаться в памяти вечер после такого дня – солдаты травят байки, занимаются своими делами и вообще, казалось бы, пытаются забыть о том, что совсем недавно отправили на тот свет три десятка гражданских. Обычно такие истории заканчивали примерно так, детали могли разниться, но суть была та же. Такое случалось порой. Здесь вообще полно типовых картин, похожих друг на друга. Медицинские вертушки, увозящие окровавленное мясо в небо, минометные обстрелы, дерьмовая погода, дерьмовая еда, закрашивание очередного месяца в дембельском календаре… Именно так все и должно было быть. Чего никто не мог предугадать, так это того, что основные силы не просто так отослали с базы. У капитана действительно нашелся свой интерес, имя ему было героин. Конечно, тогда я не знал этого, тогда я не знал, что спецназ притащил из джунглей порошка столько, что хватило бы скупить весь Сайгон и Манхэттэн на сдачу. И того факта, что не только капитан решит заработать себе на счастливую старость, так что пока основные силы были заняты деревней, капитан Рейнольдс намеревался пополнить свой пенсионный фонд.
******
Человек в форме со знаками различия майора смотрит на меня, словно решая, не поставить ли меня к стенке прямо сейчас. Я потею и по уставному пялю глаза. Я уже несколько раз пересказал все, что видел. Но не понять, что там прячется за этими равнодушными глазами, что за мысли роятся в голове этого типа. На вид ему лет сорок. Молчание затягивается. - Сержант. Вызовите конвой. Мистер Маклин более не нужен. – и уже мне – Мистер Маклин. Я не стану вам объяснять всю серьезность вашего положения. Вами займутся люди в Сайгоне. Однако… Снова медлит. Сердце начинает частить. - Однако, я не нахожу в ваших действиях ничего, достойного моего внимания. Вы свободны. Собирайте вещи, вы отбываете с санитарным вертолетом в восемь ноль-ноль. Облегчение, нечеловеческое, невыразимое, обрушивается на тебя горой, но ты все равно еще боишься поверить в удачу. Наверное, подобное могут испытать лишь глубоко верующие люди, когда священник отпускает им грехи. Или приговоренный к электрическому стулу, получивший помилование от губернатора штата.
У нашего капитана было много темных делишек, как оказалось. А вот лейтенант… лейтенант удивил всех. Когда «полосатые» потрошили своего клиента, кэп перекинулся парой слов с ним, не зная, что по воле случая окажусь рядом я. Все просто. У нас в расположении застряла целая куча порошка. А где-то в деревне, совсем недалеко, есть еще столько же. Понятное дело, что «случайная» стрельба, как и мутная история про гранату была липой. Рейнольдс быстро подсчитал бабки и прикинул шансы: из группы спецназа уцелело восемь человек, это восемь хорошо подготовленных убийц. Однако сейчас они озабочены тем, как вывезти с базы героин, они устали и измотаны, они не воспринимают пехотинцев всерьез, полностью рассчитывая на то, что ни один человек в здравом уме не захочет сцепиться с црушными мокрушниками. Лейтенант получил предложение, от которого сложно отказаться и сделал правильный выбор. А спецы ждали вертушку, которая, как назло, задерживалась. Когда началась стрельба я и Донни, наверное, оказались единственными, кто был не в курсе дел. Это нас и спасло. Видимо они хотели убрать спецов быстро, но что-то пошло не так. Штаб забросали ручными гранатами и шестеро «полосатых» легли сразу. Зато двое оставшихся успели натворить дел, тот, с паскудными глазами и здоровенный ниггер. Они прорвались с боем за периметр базы и ушли в джунгли, хотя черный схватил пулю уже на границе минного поля. Худой ушел. Все заняло не так много времени, но этого оказалось достаточно, что бы одиннадцать человек из третьего взвода были убиты, а еще пятеро ранены. А наш лейтенант, умница, решил, что если уж они пошли на убийство, то идти надо до конца и вместе с двумя своими шестерками, воспользовавшись суматохой, застрелил Рейнольдса. Пока люди ошарашено пытались врубиться в происходящее предложение, от которого нельзя отказаться, получили уже оставшиеся в живых. То есть мы.
Жить хотелось всем, так что, наверное, мы бы договорились. Просто он уже все решил заранее, он знал, что незачем делить итоговый куш на такое количество лишних людей. Свидетели, тем более в таких делах, тоже лишние. Док Дженкинс, я, Донни, лейтенант и салага, чьего имени никто не успел узнать, вот и все, что осталось от третьего взвода после «переговоров». Потом был большой шухер. Базу наводнили военные полицейские и люди из контрразведки, было несколько дней допросов, под следствие попали все, и те, кто был в деревне, и те, кто остался в живых на базе. Кого-то увозили сразу, с кем-то беседовали долго и отпускали. Было похоже, что их особенно интересовала судьба единственного спеца, которому удалось уйти. Сумки с порошком под замком и охраной военной полиции превратились в улики по беспрецедентному в своих масштабах судебному разбирательству. В штабах, наверное, летели головы и дымились задницы. Донни стеклянными глазами пялился в стену, военные полицейские с каменными рожами пялились на нас, док и салага под охраной сидели в лазарете, а я успокаивал рвущееся из груди сердце и пытался договориться с богом, в которого я никогда особо не верил. Неужели все? Неужели выпустят? Эй, бог, мы с тобой на одной стороне, помнишь? Я тебе обещаю, что если выберусь отсюда живым, если меня не упекут в Ливинворт, если дома меня не разорвет на части пресса – клянусь, я брошу наркоту, я брошу пить, я даже от сигарет откажусь. Я уеду в такую глушь, где даже люди не живут. Я честно постараюсь все забыть и никогда, никому ни полслова не расскажу о том, что здесь было. Только бы выбраться отсюда, слышишь?
******
Двое солдат методично долбили лопатами глинистую почву на границе базы. Та поддавалась с трудом, но в итоге неглубокая яма все же была готова и маленькое тельце в черном пластиковом мешке вскоре забросали землей. Пленный, который пережил ночь, бой на опушке леса и резню на базе, был больше не нужен. Я отвернулся, когда меня вели к транспорту. Лейтенант получил десять лет военной тюрьмы. Док, с которым он был в хороших отношениях, тоже. Донни упекли в психушку, крыша не выдержала. Салагу, как и меня, оправдали. Рейнольдс посмертно получил пурпурное сердце, циничная шутка. Дело решили замять, так что официально капитан погиб в бою. Все события 26 августа 1969 года засекретили, во всяком случае, никто про это не трепался, а в прессе дома была тишина. Пожалуй, всех тогда больше волновала Сонгми, Бинь Хоа или другие дела. Пройдут года, люди забудут и об этом, и о том, что была такая война. Мои воспоминания тоже с годами блекнут. Но я почему-то до сих пор вижу тех двоих и маленькую яму, в которой остался никому неизвестный Нгуен Труонг. Я до сих пор вижу паскудную ухмылку того спеца.